БЕТХОВЕН
Мы кусали шинели, мы синели от боли,
Мы лежали вповалку в старом мрачном костёле.
С потолка и со стен, тонкогубы и строги,
Безучастно взирали незнакомые боги.
Незнакомые боги, езуитские брови.
И стоял запах ран, запах гноя и крови,
Чтобы не закричать, как-никак заграница,
Всё шептал генерал: «Ох. Сестрица, сестрица».
Обгорелый танкист, весь бинтами закрученный,
Плакал только глазами, плакал страшно, беззвучно.
А филолог слепой, весь изодранный в клочья,
Умирал, как сапёр, стиснув челюсти молча.
Вдруг с перин-облаков лавой хлынули громы.
Будто стены – и те, будто камни, запели
То, что губы в бреду рассказать не успели.
В нашу боль, в нашу быль, величав и греховен,
Как союзник, входил неподкупный Бетховен.
И представился нам: дом, вихры ребятишек,
Нестерпимая боль стала дальше и тише.
И сказал мой сосед, как бумага бескровен:
«Видно русский он был, этот самый Бетховен».
Мы лежали вповалку в старом мрачном костёле.
С потолка и со стен, тонкогубы и строги,
Безучастно взирали незнакомые боги.
Незнакомые боги, езуитские брови.
И стоял запах ран, запах гноя и крови,
Чтобы не закричать, как-никак заграница,
Всё шептал генерал: «Ох. Сестрица, сестрица».
Обгорелый танкист, весь бинтами закрученный,
Плакал только глазами, плакал страшно, беззвучно.
А филолог слепой, весь изодранный в клочья,
Умирал, как сапёр, стиснув челюсти молча.
Вдруг с перин-облаков лавой хлынули громы.
Будто стены – и те, будто камни, запели
То, что губы в бреду рассказать не успели.
В нашу боль, в нашу быль, величав и греховен,
Как союзник, входил неподкупный Бетховен.
И представился нам: дом, вихры ребятишек,
Нестерпимая боль стала дальше и тише.
И сказал мой сосед, как бумага бескровен:
«Видно русский он был, этот самый Бетховен».
МЕМОРИАЛ ПАВШИМ СОВЕТСКИМ
ВОИНАМ. Скульпторы Лев Ефимович Кербель и Владимир
Ефимович Цигаль. Архитектор Н.В. Сергиевский. Открыт в 1945 году.
Парк «Большой Тиргартен» / Großer Tiergarten, Берлин, Федеративная Республика Германия.
Комментариев нет:
Отправить комментарий